Не стало Валерия Тимофеевича Стигнеева, одного из ярких летописцев истории российской фотографии. Его книги «Век фотографии. 1894- 1994», «Зарождение советской фотографии. 1920-е годы», «От пикториализма к фоторепортажу. Очерки истории отечественной фотографии 1900-1950», очерки в фотоальбомах Ивана Шагина, Евгения Халдея, Аркадия Шайхета, Бориса Игнатовича стали настольными для тех, кому интересны перипетии судеб мастеров светописи, репортеров, драмы, разыгрывавшиеся в Русском фотографическом обществе (РФО) или страсти вокруг группы «Октябрь».
Его книги, которые могут показаться кому-то суховатыми, щедры на бесценные детали. Вроде ошеломляющей находки, сделанной им в РГАЛИ, где он обнаружил записку Надежды Аллилуевой к фотографу Николаю Свищову-Паоле. Записка была сугубо деловая: заходила в студию, но его не застала, что она ждет от него подборки фотографий для своей работы в Горной академии. Но Стигнеев упоминал о сведениях, что фотограф снимал и портреты в ее семье. А отправной точкой поиска был вроде бы простой вопрос: почему на выставке мастеров советского фотоискусства в 1935 не оказалось ни одного портрета, сделанного Николаем Свищовым-Паолой? Его вывод осторожен: "Можно предположить, что после самоубийства … портретные негативы были у него изъяты, и, может быть, эти обстоятельства повлияли на решение инстанций о его участии в выставке".
Это умение задавать вопросы, видеть "зазоры" нестыковок само по себе требует основательной эрудиции и незаурядного знания материала. Но Стигнеев умел чувствовать и драматургию эпохи. Его вполне академические труды местами читаются как захватывающая драма Театра Doc. Идет ли речь о страстях вокруг довоенного "Вестника фотографии" или травле пикториалистов Юрия Еремина или Александра Гринберга, Стигнеев в толще старых журналов и газет умеет обнаруживать невероятные детали. Чего стоит, например, обличение Гринберга в журнале "Советского фото" 1930-х годов! "Тов. А.Гринберг, опираясь на всевластное меньшинство в жюри, выставил несколько некрасивых голых женщин, явно не умеющих не только работать, но даже развести примус…".
Этот "архивный муж", для которого библиотеки и архивы были вторым домом, вообще-то был физиком по образованию, который заинтересовался фотографией на волне оттепели, в 1960-м. Перемена участи началась с увлечения съемкой, затем была работа в журналах "Журналист", "Клуб", "Советское фото"…Фотография стала его страстью, делом жизни. Он снимал сам (вышло три фотоальбома его работ), был куратором выставок в Фотоцентре, Музее кино, Государственном институте искусствознания, где он работал с 1980-х годов. Организовывал конференции и круглые столы, среди которых был, например, знаменитый круглый стол, посвященный литовской школе фотографии. В Институте искусствознания он увлекся проблемами поэтики фотографии. Их общая с Валентином Михалковичем "Поэтика фотографии", вышедшая в издательстве "Искусство" в 1990-м, давно стала библиографической редкостью. А составленная им книга "Фотография. Проблемы поэтики", в которую вошли статьи Юрия Богомолова, Анри Вартанова, Неи Зоркой, Андрея Липкова, Валентина Михалковича, Николая Хренова, сохраняет страницы истории изучения отечественной фотографии.
Как и все дети военного поколения, чей отец прошел войну, он очень трепетно относился к фронтовикам. Стигнеев чрезвычайно много сделал для того, чтобы наследие военных фотографов оставалось актуальным. Потрясающе он написал про "мужицкого фотографа" Сергея Лобовикова, умершего от голода в блокадном Ленинграде. Перед отъездом из родной Вятки в 1934 Лобовиков вынужден был уничтожить 60 000 (!) негативов из фонда, накопившегося за 30 лет работы. Стигнеев написал про блокадные фотографии Николая Хандогина, про партизанскую серию Михаила Трахмана, про фронтовые снимки Михаила Савина и Евгения Халдея…
Валерий Тимофеевич был из тех коллег, на кого можно было положиться. Доброжелательный, очень требовательный, с чувством юмором, всегда готовый отстаивать свою точку зрения, он щедро делился знаниями, идеями. Очень много людей могут сегодня вспомнить его с благодарностью. И повторить вслед за поэтом: "Не говори с тоской: их нет, но с благодарностью: были".
